Перемирие 1856 г. | «Бутылки 🍾 летали с одного берега на другой, как некогда ядра» 💣

В марте 1856 в Крым пришло известие о перемирии, заключенном 13 (25) февраля в Париже. Началась разметка демаркационных линий, и все стороны договорились соблюдать режим прекращения огня. Вот какие интересные подробности сообщает корреспондент французской газеты «Пресс Д’Орьян»: 

«Демаркационной линией между обеими армиями служила река Черная; значительное число офицеров всякого оружия из четырех армий, все в эполетах и при сабле отправились в долину Черной и буквально покрывали оба берега. Обе стороны выказывали братское расположение; сочувствие между французами и русскими снова проявилось при этом случае. Многие офицеры узнали друг друга, следовавших за осадными боями. Вот почему бутылки летали с одного берега на другой, как некогда ядра. Многие из них упали в воду, а большая часть достигала своего назначения. Молодой и блистательный русский офицер, у которого левая рука была перевязана, явился в сопровождении двух солдат, несших тяжелую корзину: «Где офицеры зуавов, господа?» спросил он. — «Здесь», отвечало ему несколько офицеров этого корпуса. — «Раной моей я обязан одному из вас; за ваше здоровье!» и здоровой рукой он бросил сряду три бутылки шампанского, которые были мигом осушены. Зуавы в свою очередь послали три бутылки; две из них разбились дорогой. — «Оставьте у себя пробки, мы вам переменим их в Париже». «В Париж!» повторили русские офицеры посреди громких рукоплесканий. Шампанское было отличное; русские поддерживают свою репутацию хорошего вкуса. У меня остались три пробки; две под меткой вдовы Клико и одна Лелегар и Ко, и все три из Реймса. Мы сказали друг другу свои имена. В числе русских был племянник генерала Лидерса.

На правой стороне, позади нас, сцена была великолепна. Федюхины Горы были покрыты войсками, спустившимися в значительном числе с мест своего расположения: французы, англичане и сардинцы перемешались. Позади нас то же зрелище. Все руки были подняты, все махали фуражками и громкие «ура!» раздавались с обоих берегов. Зрелище было поистине трогательное…»