Таганрог туристический, 1863 г.

«Сколько разного рода неудобств испытывает путник от задержания его донскими гирлами в Таганроге. Не только тот, кто спешит куда-нибудь по должности, по делу, для определенной цели, но даже и тому, кто путешествует con amore, из любви путешествовать, останавливаться в каком бы то ни было уездном и даже в губернском городе, исключая немногих, может быть, городов пяти, шести в России, — хоть бы на одну минуту есть истинное божеское наказание. Ибо всем и каждому известно, что ни один русский город, кроме немногих, о которых я упомянул, не может ничем развлечь путешественника во время краткого его в нем пребывания; во-вторых, всякий путник, вступая в какой бы ни было город, имеет всегда более или менее ясное предчувствие, — которое его никогда почти и не обманывает, — что он вступает в западню, где только того и ждут, чтобы какой-нибудь милый дружок попался, а уж его тут обделают, относительно кармана, самым немилосердным образом. И обделают, в-третьих, неприятнейшим образом, не доставив не то, что малейшего удовольствия, а даже ни малейшего удовлетворения за взятые деньги. 

Помещение вам дадут в гостинице прегадкое, какие бы деньги с вас ни взяли за него, — накормят скверно и в довершение всего сделают еще какую-нибудь неприятность. Высказываем мы все это теперь не потому, впрочем, чтобы у вас что-нибудь особенно лежало на душе относительно Таганрога, а потому что нужно показать обществу донского пароходства, сколько злостраданий выносит от него путешественник. 

Что касается до Таганрога, то он ничего... город, как и другие, хорош уже тем, что мог бы быть гораздо хуже, хотя, правду сказать, Таганрогу, как городу портовому и градоначальству, не мешало бы и теперь смотреть получше других городов и иметь по крайней мере порядочную пристань, чтобы не высаживать пассажиров чуть не на веревках, а во-вторых, и гостиницы иметь хоть и не вполне чистые, — зачем? этим можно русских людей избаловать, — но по крайней мере не в такой мере не в такой мере грязные, как грязны они теперь. Грязь наших гостиниц, дурное продовольствие в них, разные озлобления в них, претерпеваются путешественником, делают их очень похожими на места одиночного заключения. Замечательно, что как будто в довершение этого сходства вы редко где найдете гостиницу, где выписывали хоть бы какую-нибудь газету! Судя по всей обстановке гостиниц, можно подумать, что содержатели нарочно изыскивают все средства, чтобы сделать положение путешественника как можно более неприятным, навести на него возможно большую скуку. В подобном роде была гостиница, в которой я пребывал в ожидании парохода в Таганроге; называется она, помнится, Эллада. Ночевал я в ней, утром раза три съездил на пристань понаведаться: нет ли надежды на благоприятную перемену ветра? — Надежды не оказалось, — надобно было отправиться хлопотать о подорожной. 

Из Таганрога я прибыл в Ростов почти что благополучно. Я говорю почти что — потому , что на последней станции под самым Ростовом выпала гайка, спало заднее колесо и я выпал из телеги. Но падение не сопровождалось никакими последствиями, потому я отношу его к обстоятельствам незначительным, очень нередким на наших дорогах... »